Еще несколько сетевых ресурсов (в том числе и ненавистных мне ЖЖ
), в которых обсуждаются или упоминаются "Тропы".
Вот, например, пишет Дмитрий - zdrav_sm. Любопытная статейка:
Чем же, все-таки, в Европе намазано?
Иррациональная вера в "заграницу" и тяга в "просвещенные европы", похоже, вбиты на уровень "русского бессознательного", ибо выпирают в самых неожиданных местах...
"...Я, «АКС-74», автомат. И я ему нужнее, чем он — мне!"
Повествование от лица автомата - нетривиальный прием, реализованный в романе "Автоматная баллада". Но речь не об очередном удачном решении Андрея Уланова. Речь об одном из главных героев, эффектно появляющемся на первых страницах:
"Череп был укреплен над фарой и принадлежал он явно не травоядному. Как, впрочем, и не одному из ведомых постовому зверей. Похож на медвежий, но слишком вытянут впереди и клыки, клыки… клычищи. Из новых, видать, тварюка, свежевылупившихся. Ох, не приведи господь с такой повстречаться.
С другой стороны, сообразил старшой, кто-то уже повстречался с клыкастой зверюгой и, судя по трофею, небезуспешно.
— Эй, ковбой, — окликнул он мотоциклиста, — шо за башкень у тебя спереду привешена? А?
Позже старшой так и не смог объяснить своим подчиненным, что же побудило его назвать проезжего именно так: ковбой! Кое-какие воспоминания о киношных всадниках на горячих мустангах у него имелись, да вот незадача — на соратника Гойко Митича или Грегори Пека мотоциклист не походил совершенно. Длиннополый плащ из черной кожи, летный шлем с собольим хвостом и зеркальные очки — все это по совокупности позволяло незнакомцу претендовать разве что на титул наследника Зорро."
По ходу дела выясняется, что герой является "охотником за головами". Зачищает родные просторы от отморозков на принципах сдельной оплаты труда.
"— Слава твоя… кто душегубцем честит, убивцем-кровопийцей, а кто и добавляет — побольше таких убивцев, как ты, глядишь, и по дорогам ездить куда спокойнее выходило б. Взять, к примеру, тех молодцев, что вокруг нас в живописных позициях разлеглись — тихие, смирные… как по мне, упокойничками они лучше смотрятся, нежели в живом виде. Мы хоть и привыкли, что на ярмарку всякие людишки съезжаются, но, думаю, появись ты деньков на пять позже, мог бы и без награды остаться.
— Бывает, — ровным голосом произнес стрелок. — А бывает, что и премиальные перепадают."
Вполне достойное и востребованное занятие на фоне общего падения нравов, вызванного, как вскоре догадываешься по контексту, войной с применением ядерного оружия. Еще чуток попозжа доходишь до понимания, что указанная заварушка произошла аккурат под занавес существования Союза: новоявленные удельные князья из председателей колхозов, трактиры "Сельпо", "лампы Ильича", здания экс-"райкомов", бесконечные запасы "советских патронов" и т.п., и пр. (Уж сколько лет прошло, как "Совок" почил в бозе, а все нет переводу некрофилам желающим сплясать на костях...)
Короче, главный герой однозначно привлекает читателя как своей социально значимой деятельностью, так и духовным томлением, которое обнаруживается где-то на третьей-четвертой главе. Томление проявляется как отдельными актами повышенного цинизма (неотъемлемая черта героя нашего времени), привычкой рефлектировать в самый неподходящий момент (аналогично), так и смутно-лиричными воспоминаниями героя о своем суровом воспитании, осуществляемом загадочной до демонизации фигурой некоего "Старика", офицера с богом забытой армейской базы. С непростой, видимо, личной жизнью:
"Тысячу раз был прав Старик, когда утверждал, что бабы делятся на два вида: умные стервы и глупые бляди! Впрочем, Старик всегда прав!"
Пропитываясь невольно симпатией к герою, по ходу действия неспешного повествования начинаешь подозревать, под влиянием смутных намеков, что он из «желающих странного», возвышающихся над толпой, обыденно и скучно выживающей в предложенных обстоятельствах. Остается только дождаться авторского решения, что же утолит немеряный духовный голод героя...
Впрочем, до выяснения этого вопроса предстоит ознакомиться с главной героиней.
"Лет ей было на вид шестнадцать-восемнадцать — в самом, что называется, соку. Больше — навряд ли, слишком уж свежо выглядит.
Не потасканно, как любит говорить в подобных случаях Дон Жуан де Лешка Максимов, первый, по общему мнению, спец по женской части среди следопытов. А явилась она сюда, судя по выговору, откуда-то с востока… то-то вырядилась так, что местные на нее уже все шеи посворачивали. Ладно еще, руки голые, но штаны эти обрезанные… как их… шорты… при том, что у здешних баб юбки до пола, строго. А тут… от бедра и ниже, до самых сапог. Хороших таких сапожек, черной кожи, толстая подошва…"
Скоро понимаешь, что ее роднит с героем: «души измученной томленье». Какая-то высокая цель, заставляющая ее сметать преграды, не жалеть патронов и разбрасывать золото…
"Девка была чокнутая — совершенно точно. Красивая, но с та-акой придурью в башке. … Шемяка вдруг понял, что и барыга, и он здорово обманулись. Девчонка была не чокнутая, а много хуже — бешеная. Точно-точно, один взгляд чего стоит."
Под конец книги пути героев пересекаются и происходит короткое замыкание обмен информацией. Выясняется, наконец, что сердца героев успокоит: обрывок радиоперехвата с немецкой речью! Он заставляет наследницу лидера самой могущественной (судя по контексту) организации в Сибири сорваться с места, бросить подвластное население на произвол судьбы и ломануться в Европу... э-э-э, на территорию бывшей Европы. Рассказ об этом перехвате заставляет героя без страха и упрека бросить благое дело наведения порядка на подведомственных территориях, и устремиться, аки мотыльку на пламя, туда же... Авось, выжил кто!
"Тушкой, чучелом! - Какая разница? Сваливать отсюда надо!!!" - вот тебе и все духовное томление, вот тебе и «поиск предназначения».
***
Но иммиграция - удел мирный - радость избранных. Что остается прочим? Верить. В заграницу, которая нам поможет. Ибо Европа – есть! Она не может не быть! Как, например, в романе Андрея Фролова " Волчьи тропы ".
Сибирь, перепаханная бомбами-ракетами в результате "третьей мировой, с ее бомбами, эвакуациями и многотысячными смертями", "Четвертой и самой беспощадной войны, после которой даже на сибирские леса лег вечный снег" ядерной зимы. "Жалкое, душераздирающее зрелище!" Остатки населения сбиваются в стаи, отбиваясь от мутантов всех мастей, добывая кусок хлеба, торгуя и убивая... "Анклавы Светящихся [недомутировавших], берлоги отродьев [однозначных мутантов!], передвижные лагеря бродяжников, вольница или система Убежищ. И это не говоря уже про колхозы или уцелевшие Города, вроде Новосибирска". (Поневоле задумаешься: если уж безлюдную Сибирь так перекорежило, чтоже в остальном мире творится?!) Среди "цвтущего многообразия" форм выживания скромно притулились "военизированные братства Миссионеров".
Где-то до середины книги указанные Миссионеры сидят тихо и не отсвечивают. И лишь усыпив бдительность читателя, выскакивают, аки черт из коробочки, причем весьма пафосно:
"Они шли величественно и безупречно красиво, как всегда и появлялись, каждым шагом вселяя в сердца и души неверующих силу и мощь своего Бога.
Шеренга из девяти человек, одетых в блестящие белые одежды, сейчас заляпанные красными пятнами. Вооруженные, настороженно осматривающиеся по сторонам и все еще не выпускающие из рук дымящихся стволов. Шли неторопливо, позволяя спасенным северянам рассмотреть себя, хотя каждый из находящихся на поле раумов и так прекрасно знал этих людей. Миссионеры Братства."
Не стоит совершать ошибку, рассматривая их как очередную категорию общин, выживающих, для разнообразия, на религиозной почве. Все не так просто:
"Запахивая меховые жилетки и вынимая из мешков шерстяные плащи, северяне то и дело оглядывались на легко одетых Миссионеров, даже не покрывающих голов, пожимали плечами и обменивались улыбками. Что им погода и болезни, когда и половина этих послушников не доживет до лета, а из Европы просто пришлют молодых, полных веры и упорства Братьев?…"
"Орм, лежащий на гребне холма между Торкелем и прикрывающим их послушником Миссии, подстраивал прицел. Неплохая оптика, современная вполне. Вот, значит, какую гуманитарную помощь они везут в Россию, пользуясь возможностями и связями ООН…"
Неплохо живет старушка Европа после двух атомных! "Молодые, полные веры", "гуманитарная помощь", "ООН"… А главное, не спит, не ест, России разбомбленной помогает!
Видимо, автор не согласен с мнением одного из героев романа Юрия Никитина "На темной стороне":
"Если все-таки начнется, то ... От Европы, понятно, останется пустыня. Над ней будут сбиваться как наши ракеты, так и имперские, так что понятно...
...две трети американских ракет собьем еще над Европой. И Украиной. Имперцы тоже собьют две трети наших птичек. Ну, там же. Над теперь уже географическими территориями Хохляндии и прочей Европы. У юсовцев по Европе хорошие противоракетные комплексы, успеют сбить первую волну, пока... словом, пока их самих... Нет, не побьют: засыплет обломками."
Кстати, Старик из "Автоматной баллады" усугубляет:
"... говорил, что им одних цунами должно было хватить выше крыши — большинство крупных городов там были приморскими…
А немцы… по обеим Германиям, что называется, «от души» помолотили тактическим ядерным еще до Апокалипсиса. Плюс океанские воды… откуда, черт побери, там возьмутся уцелевшие?"
Интересно, сколько атомных войн понадобится, чтобы выбить эту веру в доброго дядю заграницу, которая нам поможет?